18 июня 2007г. Радио России Санкт-Петербург
"Музыкальная гостиная" с участием Елены Фроловой

Программа посвящена 100-летию Варлама Шаламова. Беседу ведет Наталья Кожевникова.

Н.К.: В эфире радио Россия – Санкт-Петербург музыкальная гостиная. У микрофона Наталья Кожевникова, а в гостях у нас сегодня певица, автор-исполнитель Елена Фролова.
Н.К.: Лена, добрый вечер!
Е.Ф.: Добрый вечер!
Звучит «Я, как Ной…»(Е.Фролова-В.Шаламов)
Н.К.:Уважаемые радиослушатели, наш разговор сегодня будет посвящен столетию со дня рождения Варлама Шаламова. А вот как связаны творчества Шаламова и Лены Фроловой, расскажет сама Елена.
Е.Ф.:Во-первых, я благодарный читатель. Трудно быть благодарным человеку, когда он жестоко открывает глаза на страшную правду, которая называется ГУЛАГ, и тем не менее без прозы Шаламова мы многого бы, действительно, не знали; мы и мир, который так же вместе с нами «охнул» и «ахнул», когда были переведены его рассказы на многие языки. Потому что известно среди людей, которые плотно занимаются историей ГУЛАГа, что есть два ГУЛАГа: ГУЛАГ Солженицына и ГУЛАГ Шаламова. И есть две точки зрения на историю народного страдания: точка зрения Солженицына в том, что страдание во благо души; просветляет, вычищает, высвобождает Дух и преображает человека; точка зрения Шаламова – такое страдание и такие ломки человеческой жизни… психики… души… сердца – всего, что касается личности человека, – приводят к тому, что, конечно, это невозвратимо, то есть человек оттуда вернуться, по сути, к самому себе и к человеческой жизни уже не может. И то, что мне открылось через Шаламова, от кого я услышала, вообще, так открыто об этой теме… я не знаю даже, как это назвать – тема… проблема… история…
Н.К.: Мир… отдельный мир…
Е.Ф.: Этот страшный кусок нашей жизни, так бы я сказала, а для кого-то это, может, и целая жизнь… Все началось для меня с того, что Шаламова я прочитала, Слава Богу, еще в самиздате (почти в детстве) – и это было потрясением! – и единственным желанием было не возвращаться больше никогда, потому что это слишком больно и страшно для того, чтобы думать об этом, заглядывать, а не то, чтобы осознавать. – Это невозможно осознать.
Н.К.: И сопоставить с тем, что вокруг сейчас…
Е.Ф.: Ну, вообще, с самим собой… Но, тем не менее, так получалось, что я со своими песнями, моими путями-дорогами… гастрольными попала в Европу, где волей случая меня втянуло в круг системы Фестиваля World Music (я от России там участвовала). И каждый раз, когда я выходила на сцену, объявляли: Елена Фролова… пауза...Россия.
И каждый раз вот эта пауза и то, что за ней стоит, заставляло меня задуматься: люди-то видят меня, слышат мой голос и для них что-то вырастает в сознании… – А что для меня это слово означает – Россия? И я стала задумываться и, как всегда бывает, жизнь отвечает на вопросы, которые ты ей ставишь; и первое, на что я наткнулась, так сказать, лбом уперлась, осознавая нашу историю – это, конечно, ГУЛАГ. Как ни странно. Я уперлась ни вообще… в принципе… в эту историю, а в конкретные судьбы. И, конечно, через литературу… или рассказы очевидцев, которые бывают очень разные, но, тем не менее, литература – это искусство… самое сильное погружение или соприкосновение с событиями, временем. И, конечно, самое сильное – это Шаламов, и мне кажется, что он сумел в чистом виде сохранить свое личностное переживание; а Солженицын, он как Чехов, пишет немножко…
Н.К.: Отстраненно…
Е.Ф.: Да, чуть-чуть отстраненно… Он тоже дает картину объемную, но через Шаламова я сама туда попадаю. И я – Человек… Личность – вместе с ним все это прохожу через свое сердце
Звучит "Модница" (Е.Фролова - В.Шаламов)
Е.Ф.:И так получалось, что меня, помимо Фестиваля World Music, приводило к живым людям. И в Италии я познакомилась с человеком, который переводил на итальянский язык Шаламова. И я почувствовала, что этот человек не похож на итальянцев, у него во взгляде какая-то знакомая тоска… И я спросила, нет ли у него в роду кого-то… кто бы ему мог дать… генетически… вот этот родной мне взгляд. И он ответил, что у него русская бабушка. Он рассказал мне свою потрясающую историю. Зовут этого переводчика Серджо Рапетти. Его прадедушка и прабабушка (итальянцы) приехали в дореволюционную Россию строить дороги, больше десяти лет они жили в России. За это время родился дедушка – итальянец, но в России. Вырос, познакомился с русской девушкой из Костромской губернии. И вот грянула революция, и итальянская семья из России уехала.
Н.К.: Вместе с девушкой?
Е.Ф.: Нет, он (дедушка) остался именно потому, что в это время уже женился, родилась мама Серджо Рапетти. И, как водится, когда начались репрессии, итальянского дедушку как итальянского фашиста забрали в ГУЛАГ, а его семью – русскую жену и дочку – выслали в Италию. Они оказались (для них) в чужой стране, не зная языка. И они, первым делом, обратились к родственникам. Но те ответили, что из-за вас погиб наш сын, мы вас не знаем – выживайте, как хотите… И они каким-то образом выжили. Прошло время… и мама Серджо Рапетти вышла замуж – по иронии судьбы – за итальянского коммуниста. Родился Серджо и его сестричка. Началась война. Пришли фашисты. Папа Серджо как истинный коммунист ушел со всеми коммунистами в горы – в партизаны, оставив свою русскую семью в итальянском селе. Немцев заинтересовала русская семья – они, конечно, попали в список под расстрел. И Серджо рассказывал (он был маленьким мальчиком, но помнил этот момент), когда немецкий офицер вызвал их на некое собеседование, видимо, перед расстрелом, мать Серджо сказала немецкому офицеру: «Я просто хочу понять одно: моего отца, итальянца по происхождению, в России расстреляли как фашиста, здесь вы нас расстреливаете как коммунистов. Вы мне что-нибудь объясните в этой жизни…» И они остались живы – видимо, офицер вычеркнул их четыре фамилии из списка расстреливаемых, включая бабушку Серджо.
Меня эта история Серджо Рапетти и его семьи потрясла. Я целый месяц была в Италии, и мы говорили о том, что как раз вышел 4-томник Шаламова, и целый том был посвящен его стихам. Но я просто не знала, что было такое издание, я знала маленькую книжечку его стихов, а тут – целый том! И что самое потрясающее – эти стихи рождались параллельно с рассказами, то есть
Е.Ф.: Я думала о России, думала, что же мы такое и кто мы такие. И что же с нами произошло? Писала вот эти песни о человеке, который замерзает в вечных льдах и в этом жутком холоде – человеческом и природы. Это так странно все было. И, конечно же, когда мы уже записали этот диск, я его посвятила Серджо Рапетти и его безвинно погибшему деду – Луйджи Чивелли. Вообще, это странная история: люди погибали только потому, что они евреи, итальянцы… Я не могу этого постичь. Но это было общемировое безумие, оно касалась не только нас. Но ГУЛАГ – это только наше безумие. По протяженности – наверное, 50 лет в этом состоянии… и как-то не осознавали этого, и я думаю, что, может, еще и не пришло время это осознать.
В 2003 году Серджо Рапетти был одним их тех, кто организовал в Милане конференцию по ГУЛАГу. Она была организована в основном для студентов и для учеников старших классов миланских школ.
Н.К.: Жаль, что у нас не было такой конференции…
Е.Ф.: Вот я и думаю: почему им нужно, а нам не нужно? Причем там выступали Елена Боннэр, внучка Чаковского… все люди, которые участвовали в солженицынском сопротивлении. Я так много узнала! Я не знала, что существовала целая система помощи репрессированным и их семьям от Солженицына, который сдавал книги и передавал все деньги. И это была такая конспиративная система, о которой до сих пор никто ничего не знает, и люди молчали, то есть они рассказывают, как все происходило, но об этом никто не знал в то страшное время, когда КГБ было везде и всюду. И это уникально!
Н.К.: А сколько лет Шаламов провел в лагере?
Е.Ф.: В общей сложности около 30.
Н.К.: Фактически жизнь.
Е.Ф.: Жизнь… Так же, как и Анна Баркова, еще один, на мой взгляд, потрясающий Поэт, который для меня связан с судьбой Шаламова. И это для меня две такие судьбы… мужчина и женщина – две половинки одной России. Она тоже с 34 лет провела всю жизнь в лагерях… в общей сложности, около 30… их выпускали-забирали, выпускали-забирали… Выпустили перед войной… война… после войны сразу забрали… Потом после смерти Сталина опять забрали… по три раза их забирали…
Н.К.: А на основании чего?
Е.Ф.: Анну Баркову забрали за то, что она в одной компании после смерти Кирова проронила фразу: «Не того убили». И ее забрали, правда, с блокнотиком ее стихов – это была улика. Но благодаря архивам КГБ у нас сохранились стихи Барковой 1933 года. Они сохранились в архиве, остальные стихи люди не смогли сохранить, потому что боялись и война, к тому же…
Н.К.: А как Шаламов писал рассказы?
Е.Ф.: В основном он писал их, как ни странно, в голове.
Н.К.: И 30 лет он держал их в голове?
Е.Ф.: Да… что-то он записал и сумел передать с кем-то на большую землю. Но большинство рассказов, как и стихи Барковой, хранили соседи по камере…
Н.К.: Которые слушали?
Е.Ф.: Да, слушали, запоминали, и все это оставалось в голове, так же, как и стихи Мандельштама в голове его жены…
Н.К.:Удивительно еще не только то, что существовали параллельно эти жуткие рассказы и светлые стихи, но и то, что все это хранилось в вместилище гигантской памяти…
Е.Ф.: Да… все архивы были в голове у ближайших друзей, людей… Люди – самые надежные Хранилища памяти.
Звучит "Дурочка"(Е.Фролова - А.Баркова)
Н.К.: Скажите, пожалуйста, а на стихи Барковой у вас тоже есть песни?
Е.Ф.: Да, тоже такой цикл получился, потому что Шаламов меня потряс через свои рассказы, в первую очередь, и потом уже – стихи, как дополнение к рассказам, как такая цельная картина Человека вообще, находящегося Там. А Баркова меня потрясла, в первую очередь, своей Личностью. Она по природе своей была такая неистовая… горячая… Человек… Умница… с зорким умом… и, к сожалению, с таким острым, перченым языком… Она родилась в Иванове. И Луначарский ее оттуда пригласил к себе в Кремль секретарем, потому что, когда он приехал посмотреть газету «Рабочий край» и молодых рабочих поэтов, самым ярким человеком, на его взгляд, была Анна Баркова. И вот из-за того, что она все видела насквозь и еще она писала письма своим друзьям, описывая, что она видит (эти письма, конечно, перехватили), ее попросили «оставить должность». Но это еще не было поводом к тому, что ее можно было бы забрать.
Н.К.: Хотя могло бы быть…
Е.Ф.: Ну… вот Луначарский как-то ей благоволил, но она была не удобна, потому что человек, который все видит и имеет смелость еще и сказать, мешает в построении коммунизма.
Н.К.: Да, и в любом деле такие люди мешают…
Е.Ф.: Меня потрясло в ней то, что эти жуткие 30 лет лагеря ее не исправили. Она осталась такой, какой была.
Н.К.: И не сломали?..
Е.Ф.: Сломали, видимо, психически – здоровья никакого не было, НО Личность не сломали. И я думаю, что те 75 лет, которые она прожила, она прожила исключительно Духом. Причем, Духом противоречия.
Н.К.: Вопреки…
Е.Ф.: Да, вопреки… вопреки тому, что не было никакого здоровья, не было никаких условий для жизни. Человек всю жизнь между своими тремя «уходами в никуда» жил Нигде. У кого-то на сундучке… У нее появилась комната, в которой она жила до того, как ее посадили, и за год до смерти. Всю остальную жизнь человек скитался. Классическая судьба русского Поэта.
Звучит "Тоска татарская"(Е.Фролова - А.Баркова)
Н.К.: Скажите, а Шаламов до Того писал рассказы и стихи?
Е.Ф.: Да, он же был очень подающим надежды поэтом, литератором. У него есть потрясающие дневники 20-х годов. Он рассказывал о литературной Москве, потрясающих дебатах, которые устраивались между Луначарским и священником… я сейчас не вспомню… Так же, как и Баркова. То, что меня еще потрясло в Барковой, в ее личности – это письмо, которое она написала из первого лагеря, когда ее посадили, Ежову. Оно такого содержания: в связи с тем, что я не представляю своей жизни вне литературы, вне литературного труда, я прошу заменить статью такую-то расстрелом. Среагировали, конечно, – заменили непосильные работы более посильным трудом… Но не расстреляли.
Н.К.: И бумагу не выдали?
Е.Ф.: Нет, конечно… Каким-то невероятным образом до нас дошла Анна Баркова…
Н.К.: Скажите, пожалуйста, а по стилю Шаламова-раннего и Шаламова в рассказах можно угадать, что это единый автор?
Е.Ф.: Да, конечно. Но, я думаю, что в рассказах он выточен… аскетичен, нет ничего лишнего, никаких литературных красот. Только голая правда. Вот это и пронзает.
Н.К.: Скажите, а вот те записи голоса Шаламова, рассказы, которые он читает, какого времени?
Е.Ф.: Это 1965 год. Записано в квартире некой Рожанской.
Н.К.: То есть это любительские записи?
Е.Ф.: Да, и кто-то на свой страх и риск записал, да еще и сохранил!
Н.К.: То есть в 1965 это тоже еще было страшно?
Е.Ф.: Не тоже. До 1988 года это все еще было… В 1988 году людей сажали за подобные вещи.
Н.К.: Лена, скажите, а на ваших гастролях в Европе вы поете эти песни?
Е.Ф.: Конечно.
Н.К.: А как их слушают, понимают ли? И если понимают, то что – вашу музыку или что-то большее?
Е.Ф.: Вообще, если мы касались темы ГУЛАГа, то в Милане мы просто переводили. Нужен перевод, потому что если просто петь, необязательно касаться этой темы. Я, как правило, подбираю песни, которые наполнены каким-то мелодическим, энергетическим содержанием, чтобы люди на другом уровне понимали, не касаясь никаких тем. А если переводим, то мы, конечно, рассказываем о Поэте, немного о ГУЛАГе… Для них тоже что-то за этим словом есть… для кого – что…
Как реагируют? Ну, как можно на это реагировать? Подходят, спрашивают что-то, но дело в том, что это наша история, по-настоящему реагируем мы; у них там свои проблемы, своя история… Мы себе-то объяснить не можем, а им объяснить это невозможно! Есть какие-то вещи, которые касаются только нас.
Н.К.: Лена, спасибо вам большое. К сожалению, время нашей гостиной подходит к концу. Полночь близится.
Е.Ф.: Мы рассказали страшные истории…
Н.К.: Мы рассказали страшные истории на ночь, хотелось бы завершить это светлой песней…
Е.Ф.: Песней Варлама Шаламова на одно из потрясающих его стихотворений, которое называется «Ледоход». Вся его поэзия – это прорыв к свету, теплу сквозь лед и к свету сквозь тьму. И я думаю, что это главное направление лучшей поэзии в принципе.
Н.К.: Этой песней мы завершим нашу гостиную. Я напомню, что она была посвящена столетию со дня рождения Варлама Шаламова, а в гостях у нас была певица, автор-исполнитель Елена Фролова. Вела программу Наталья Кожевникова. Всего Вам доброго. До свидания.
Звучит "Ледоход"(Е.Фролова - В.Шаламов)


(Источник - http://kotenokvik.livejournal.com/15386.html)